- Ну, и везет же тебе, Верка, — заворожено повторяла двенадцатилетняя Надька, пропуская между пальцев тонкое кружево свадебного платья, — вот бы мне такое.
- Везет, везет, — ворчливо повторяла слова старшей сестры Танька, закрашивая ярким лаком грязь на обломленных ногтях.
Младший Толик сосредоточенно ковырял палкой в дыре под плинтусом, показывая всем своим видом, что не мужское это дело всякие там свадьбы. Без Верки, конечно будет плохо, ну и пусть. Раз он больше ей не нужен, пусть уходит. Он и так не пропадет.
Вера смотрела на свое отражение в грязном, засиженном мухами зеркале. В свои девятнадцать лет она уже давно перестала верить в сказки, тем более нереальным казалось все происходящее. И это белое платье, и фата, спускавшаяся на худенькие плечи, и этот легкомысленный завиток, выбившийся из пряди русых волос. Вера критически осмотрела глаза, смахнула лишнюю пудру на щеках, провела пальцем по уголкам слегка подкрашенных губ, и вдруг взгляд ее переместился чуть назад, в глубину этой мрачной неуютной комнаты. На таком убогом фоне ее счастье выглядело даже каким-то неприличным.
Вера медленно повернулась. Дети притихли. Внутри что-то надломилось.
- Ну, хотите, я никуда не поеду, а? – еле слышным голосом спросила она, словно боялась услышать утвердительный ответ.
Она переводила взгляд с одного на другого.
- Ну, ты что, мы маленькие что ли? – самоуверенно заявила Надька, которой не терпелось покомандовать младшими.
- Не маленькие мы, - повторила за ней Танька, отставляя в сторону то правую, то левую руку и любуясь переливающимся цветом на ногтях.
Толик упорно ковырял плинтус, словно от этого зависело, останется Вера или уедет.
- Я буду приходить к вам, гостинцы приносить.
При слове «гостинцы» Толик оставил плинтус и посмотрел на сестру. Гостинцы – это вкусно. Пусть едет.
- Доченька-а, — пьяный голос матери раздался от входной двери, — Витька приехал, на мирседесе, прямо прынц.
Вера вздрогнула. «Когда же она успела? Обещала, детьми клялась. И почему Виктор так рано? Ведь договаривались ровно в двенадцать, а сейчас без пятнадцати. Нельзя ему сюда».
Вера в последний раз кинула беглый взгляд на оборванные обои, схватила две бутылки водки, спрятанные в шкафу, и выбежала из квартиры.
Блюстители народных традиций, перекрывшие выход из подъезда мятой, видавшей виды, лентой, довольно расступились, получив положенное угощение и пропуская девушку.
Виктор шел ей навстречу с небольшим букетом нежных роз и счастливо по-детски улыбался.
- Ну, что же ты? Я ведь все сам приготовил.
- Ладно, — улыбнулась Вера, — пригодится еще. Поехали, а-то опоздаем.
- Я люблю тебя, моя Вера-Верочка, — прошептал Виктор, глядя в ее синие глаза.
Вера замерла на какое-то мгновенье и тихо ответила:
- Я тоже тебя люблю. Очень.
Свадебный кортеж подъехал к ЗАГСу.
- Вам придется подождать, — серьезно предупредила дама за невысокой стойкой, — у нас еще три пары не расписанные. Давайте паспорта. Кого будем заказывать? Фото, кино, музыка? Вот прайс.
На последнем слове она сделал особое ударение, подчеркивая его важность в настоящий момент.
Пока Виктор обсуждал программу церемонии, Вера прошла в специальную комнату для невест. Три девушки в подвенечных платьях искоса поглядывали друг на друга, время от времени поправляя перед зеркалом прическу и макияж. Вокруг суетились их подружки, мамы, бабушки, тети, возбужденно смеясь, то и дело щелкая фотовспышками. С Верой не было никого, кроме свидетельницы – знакомой Виктора.
Как они познакомились? Мать убирала в офисах, и Вера, как самая старшая, иногда помогала. Поначалу мать ей доверяла мыть коридор и вытирать пыль с подоконников. Пила она тогда редко и работу не пропускала. Кое-как Вере и ее двум сестрам-погодкам хватало, не голодали. Потом появился этот рыжий Генка. Тут все и началось. Ругань, драки, пьяные друзья с трясущимися руками и скользкими взглядами. Чтобы не потерять место, Вера все чаще заменяла мать на работе. Вера заканчивала девятый класс, когда родился Толик. Летом пришлось бросить школу и оформиться на работу вместо матери, хорошо, что еще отнеслись с пониманием, все-таки пятнадцать лет.
Девочка оказалась смышленой, и ей постепенно стали давать разные поручения, сначала – курьерские, а потом и посложнее. Фирма занималась продажей офисной техники, дела, судя по всему, шли хорошо, и Вера довольно неплохо начала ориентироваться в профессии секретаря-референта. Могла даже сделать расчет несложного заказа.
Почти всю зарплату она тратила на сестер и маленького Толика, себе покупала только самое необходимое и понемногу даже откладывала. Она в свои семнадцать лет уже твердо знала, что уверенно рассчитывать можно только на себя. О своих домашних она никому не рассказывала, потому что не хотелось обременять людей своими заботами. А, в общем-то, никто и не спрашивал. Стыда не было. «Каждый живет, как умеет», — мысленно повторяла Вера в минуты размышления о жизни. Единственное, что она знала точно, так это то, что у нее обязательно будет нормальная семья. Нормальная – это значит трезвая и спокойная. С вечерним чаем за круглым столом, с детской кроваткой и мягкими игрушками.
Вера по-прежнему убирала в офисе вечерами. Ее это нисколько не тяготило, а, главное, это не противоречило принципу: «каждому – свое».
Виктора она впервые увидела около года назад в кабинете директора. По заведенному порядку, она принесла им кофе и решила разложить, наконец, накопившиеся за день документы. Она тогда не обратила на него внимания. Старый. Наверное, все двадцать семь или даже двадцать восемь. Этот возраст был за пределами ее представлений о мужчине, за которого она может выйти замуж.
А он обратил. Какие у нее глаза. Голубые, почти прозрачные. Каждый раз, когда он приходил, она приносила им кофе. Она – такая юная, а он – уже взрослый мужчина. Скоро тридцать. Со своей бывшей женой он прожил шесть лет. Детей не было. Сначала Лена долго и трудно лечилась, потом ей это надоело. Брать ребенка из детского дома не хотели, боялись неопределенности с наследственностью. В общем-то, и скандалов у них не было, но и любовь постепенно куда-то уходила, сменяясь недовольством и взаимными придирками. Виктору было жаль Елену. Он всячески пытался оттянуть момент расставания, но они оба понимали, что когда-нибудь это должно будет произойти.
Подав заявления на развод, они зашли в кафе, выпили по бокалу шампанского и разъехались: Лена вернулась назад, в их квартиру, а он – в квартиру своих родителей.
Прошло два года. Лена замуж не вышла, так, жила с кем-то. Он старался не обращать внимания на женщин, появился страх после первого неудачного опыта.
И вот эти глаза. Чем-то они его «зацепили». Но ведь – совсем девочка. Он узнал, что ей скоро девятнадцать. «Хорошо, хоть совершеннолетняя», — успокоил сам себя Виктор, но думать о ней не перестал.
Вера обратила на него внимание на Новогоднем вечере. Виктора пригласили, как друга директора, и Вера несколько раз ловила на себе его взгляд. Сначала она не придала этому значения, а в конце вечера ей даже захотелось обратить на себя его внимание. Но Виктор уехал, даже не взглянув на нее, и Вера подумала, что ей просто показалось.
Он позвонил в первый рабочий день после Новогодних праздников. И сразу, словно с разбега, спросил, смогут ли они встретиться. Вера растерялась и сначала даже не нашлась, что ответить. А потом согласилась, наверное, скорее, из вежливости. И из любопытства, конечно.
Через полгода Виктор сделал ей предложение. Вера даже не раздумывала. Она любила его. Она просто не могла уже без него жить.
- В зал приглашаются…, — Вера невольно вздрогнула, услышав свою фамилию.
Под торжественный марш Мендельсона они прошли сквозь массивные двери и остановились в центре большого зала. Их малочисленная группа почти растворилась среди шелковых штор и блестящего паркета. Они слушали традиционное напутствие, взявшись за руки, повторяя про себя каждое слово. В эти минуты каждый из них давал клятву любви и верности самому себе и любимому человеку, стоящему рядом. Человеку, который с этой минуты становился самым близким, единственным на всю жизнь, самым надежным и верным.
- А теперь скрепите свой союз поцелуем! – как будто объявила следующий номер программы работница ЗАГСа .
Виктор поцеловал ее жадно, словно этот поцелуй подводил черту всем его сомнениям и страхам.
Замужняя женщина. Вера уже не убирала по вечерам офис. После работы она торопилась домой, чтобы к приходу Виктора успеть приготовить ужин. Ей было приятно ощущать себя заботливой и любящей женой. И любимой. Конечно любимой, она нисколько в этом не сомневалась. «Вера-Верочка моя», — говорил он, нежно прижимая ее к себе, — «ты – моя вера». «Вера во что?» — спрашивала она, прищурив свои голубые глаза, излучающие в этот момент искорки лукавства и настоящего женского счастья. «Вера в любовь, в тебя, в жизнь», — слова растворялись в долгом ненасытном поцелуе. Каким же еще должно быть счастье?
Наступила поздняя осень. Первый снежок припорошил опавшие листья, но у него еще не хватало сил засыпать всю землю обжигающим белым пухом. Вера любила зиму. Любила легкий морозец, сказочную бахрому деревьев, любила эту хрустальную чистоту белой мечты.
«Зима торжественно – спокойно на солнце льдинками сверкает
И грязь земную так достойно, хоть ненадолго прикрывает»
Сколько раз, сидя у грязного окна своей пропитой комнаты, она смотрела в зимнюю ночь и мечтала об уюте и чистоте дома, чистоте отношений, чистоте любви. И теперь она шла по осенней улице, стараясь не наступать на маленькие белые островки своей детской мечты.
- Ты сегодня задержалась, что-то случилось? – взволнованно спросил Виктор, помогая ей снять пальто.
- Случилось, — Вера старалась сохранить спокойствие и серьезность. Ей казалось, что в такой момент она должна быть серьезной.
- Что? Не пугай меня. – Виктор смотрел ей прямо в глаза, обхватив ее голову обеими руками.
- У нас будет ребенок, мальчик или девочка, точно не знаю. Маленький еще, плохо видно. Все нормально, все хорошо, я очень люблю тебя, Витенька, — скороговоркой выпалила она и вдруг заплакала.
- Вера-Верочка, девочка моя, — Виктор прижался к соленой щеке жены, — ты – моя единственная вера, моя Верочка.
У них будет ребенок. Виктор уже явно ощущал на своих руках тяжесть маленького розового тельца. Он уже мысленно разговаривал с этим крошечным существом. Как странно, ведь он узнал о его существовании всего несколько минут назад, но связь, которая образовалась между ними, казалось такой прочной, словно существовала вечно. Как долго и терпеливо он ждал этого. Какое счастье дарит ему эта женщина.
Виктор отстранил голову немного назад и посмотрел на жену.
- Какая ты у меня красивая, и дочка такая же будет.
- А может быть, сын? – с улыбкой спросила Вера.
- А может, и сын, — согласился Виктор.
Весь вечер они возбужденно обсуждали все, что хоть каким–то образом касалось рождения малыша. Они даже и не предполагали, что это событие настолько круто перевернет их обычную привычную жизнь. Дети друзей, казалось, росли как-то сами по себе, а тут — столько проблем сразу. Начинался новый период их жизни. Труднее или легче, не в том дело. Просто – теперь все будет по-другому, и они сами будут другими. Сохранится только любовь. В этом они были уверены.
Вера услышала завывания Толика еще на улице. «Чего он так надрывается?» — подумала она и стала торопливо подниматься по лестнице. Она приходила сюда два-три раза в месяц, приносила продукты, кое-что из одежды. Тело ее уже заметно потяжелело, и Вера остановилась перед дверью, чтобы немного перевести дух. Вдруг Толик закричал каким-то диким пронзительным басом, насколько может кричать басом пятилетний ребенок. Вера рывком открыла дверь и, первое, что она увидела – это огромный кулак Генки с зажатой в нем пустой бутылкой над головой матери. Мать инстинктивно зажмурила глаза и немного присела, словно ожидая неотвратимый удар. На ее лице застыла перекошенная, ничего не понимающая улыбка.
- Не смей! – крикнула Вера и бросилась к матери.
Из рваной раны брызнула кровь. Мать продолжала оседать мягко и тихо, как в замедленном кино и, наконец, рухнула на пол. Толик резко замолчал и неподвижным взглядом уставился на тонкую красную струйку, затекающую под диван.
- «Скорую», быстрее! – крикнула Вера, наклонившись над матерью и пытаясь первой попавшейся под руку тряпкой остановить кровь.
Генка выскочил на улицу, держа в руке горлышко от разбитой бутылки.
Фельдшер «Скорой помощи» , получив определенное вознаграждение за беспокойство по такому «бытовому» поводу, согласился отвезти мать в травматологическое отделение городской больницы.
Вернулись сестры. Вера рассказала им о случившемся.
- Пить меньше надо, — уверенно отреагировала Надька.
- Жалко, все-таки, мамка, — протянула Танька.
Вера подошла к младшему брату:
- Толик, как ты?
Мальчик смотрел сквозь нее, ничего не отвечая.
- Сейчас отойдет, нервный шок, наверное, — сказала Вера. – Девочки давайте ведро с водой и тряпки. Здесь надо помыть.
Пока сестры оттирали пол, Вера приготовила незамысловатый ужин из продуктов, которые принесла. Накормив детей, она стала собираться домой.
- Вера, я боюсь, вдруг он вернется, — Толик держал ее за подол юбки, — можно, я с тобой?
- Ну, ладно, пойдем, поживешь у меня несколько дней.
Ночью ей стало плохо. «Скорая» приехала через пятьдесят минут. Женщина-фельдшер, откинув одеяло, засуетилась и начала выговаривать Виктору, почему он сразу их не вызвал.
- Собирайте вещи. Срочно в роддом. Мы ее теряем, — командовала она.
«Кого теряем, что значит «теряем»? — Виктор, совершенно ничего не понимая, метался по комнате.
Кое-как они натянули на Веру одежду и положили на носилки. Двое санитаров понесли ее к машине. Виктор, на ходу ловя рукав дубленки, выбежал вслед за ними.
- Вы куда? Вас все равно туда не пустят. Завтра утром приходите. Поехали, – и машина, замигав спецсигналом, понеслась в ночь.
Виктор медленно поднялся в квартиру, скинул дубленку прямо на пол у двери и устало опустился на край кровати. Потом вдруг вспомнил про Толика. Он открыл дверь соседней комнаты и подошел к дивану.
Лунный свет пробивался сквозь узкую щель в плотных шторах. Виктор увидел блестящие капельки в широко раскрытых глазах мальчика. Второй шок за один день – это даже для взрослого многовато.
- Она умрет? – еле слышно спросил он.
- Ну, что ты, — успокоил его Виктор, — она никогда не оставит нас. Спи, — и он провел пальцами по коротко стриженым волосам ребенка. Ему было жаль его, такого маленького и беззащитного, но уже так много повидавшего в своей еще недолгой жизни. Но все-таки, это был не его ребенок, он никогда не сможет его полюбить, как своего родного, он никогда не сможет переступить через этот невидимый барьер.
Вера слышала, как он вошел, как тихонько прикрыл за собой дверь и, хотя и был без ботинок, почему-то на цыпочках подошел к кровати.
- Здравствуй, моя родная, как ты себя чувствуешь? – спросил Виктор шепотом, наклонившись почти к самому ее уху.
- Легко, — ответила она тоже шепотом, не поднимая век, из-под которых в разные стороны растекались два ручейка слез.
- Верочка, милая, ты жива, понимаешь, жива. То, что случилось – страшно, но, это же еще не конец. Я очень люблю тебя. У нас обязательно будет малыш, слышишь?
- Не будет, — Вера приоткрыла глаза и устало посмотрела на мужа. – Не будет, никогда.
«А говорят, что в одну воронку два раза не попадает», — у Виктора внутри все похолодело, но он сейчас не имел права на слабость.
Из больницы они шли пешком. Медленно. Она буквально висела на его руке, с упоением вдыхая чистый морозный воздух, по которому так соскучилась.
Виктор бережно усадил жену в большое глубокое кресло, прикрыл легким шерстяным пледом. Толик устроился на полу и, на всякий случай, обхватил ее ногу своими маленькими ручонками.
- Как же хорошо дома, — Вера обвела взглядом комнату, — ой, какие красивые.
В большой хрустальной вазе стоял огромный букет розовых роз.
- Это — от нас, мужчин, нашей любимой женщине, — торжественно объявил Виктор.
Повзрослевший за эти дни Толик, усиленно засопел, видимо, показывая свою мужскую сопричастность к этому событию.
- Спасибо, мои любимые. Мне с Вами очень хорошо. – Вера с нежностью перевела взгляд с одного на другого – Можно я прилягу?
Прошло пять лет. Толик заканчивал третий класс, учился хорошо и особых хлопот не доставлял. Он так и остался жить у Веры, потому что мать после травмы по несколько раз в году лежала в больнице, а сестрам было просто не до него.
Сегодня Виктор ушел с работы чуть раньше обычного, чтобы успеть зайти в спортивный магазин и купить обещанный футбольный мяч. На улице уже почти лето, и он непроизвольно прибавил шаг, представляя, как они с Толиком погоняют его по молодой зеленой траве.
- Витя, убьешь ведь, — женщина оказалась перед ним, словно выросла из-под земли.
- Лена? – Виктор удивленно уставился на нее, — откуда ты взялась?
- Вообще-то, я живу в этом городе, ты еще не забыл?
- Да, конечно, — смутился Виктор, отступая на несколько шагов назад.
Только теперь он заметил ее большой круглый живот, выпирающий из-под собранного на кокетку платья. Виктор медленно обвел взглядом вокруг него, словно убеждая себя в том, что он не ошибся.
- Ты вышла замуж? Поздравляю.
«А ведь врачи уверяли, что это невозможно. Что ж они тогда-то?…»
- Витя, давай зайдем куда-нибудь, — предложила Лена, — Посидим немного. У тебя есть время?
- Конечно, — ответил он, даже не вспомнив про мяч.
Они спустились в небольшое кафе и сели за столик.
- Ну, как живешь? – спросила Лена, отпивая небольшими глоточками абрикосовый сок из высокого стакана.
- Хорошо, — Виктору не хотелось обсуждать с Леной дела своей семьи.
Собственно, и дела Лены его не очень-то интересовали. Единственное, что ему почему-то хотелось бы знать – кто отец ребенка. В какое-то мгновенье ему даже показалось, что у него возникло чувство зависти к этому мужчине.
- Не замужем я, — перехватила его мысли Лена, — случайно все это. Поздно поняла, теперь уже ничего нельзя сделать.
- Что сделать? – не понял Виктор.
- Тебе сколько лет, мальчик? – усмехнулась Лена.
- Лена, ты же так об этом мечтала? Что изменилось?
- Я. Я изменилась, понимаешь? У меня уже все устроилось, все успокоилось и пришло в норму. А теперь я просто не знаю, что делать. Все летит в никуда, все, что я создавала с таким трудом все эти годы. А-а, — она досадливо махнула рукой, — ты этого никогда не поймешь.
- Да, пожалуй. Извини, мне пора, — сказал Виктор, вставая из-за столика. Ему вдруг стало неприятно слушать эту женщину, которую он когда-то любил. Нет, он не мог любить «такую» женщину. А, может быть, она и не была «такой». А, может быть, он и не любил вовсе?
- Если понадобится помощь — звони.
- Благодарю, — Лена осталась неподвижно сидеть, одной рукой подперев щеку, а другой помешивая остатки сока в стакане. «Тоже мне моралист, — злилась она на Виктора, — и так вся жизнь наперекосяк, а теперь еще этот ребенок. И почему я такая несчастливая? За что мне все это? Почему одним – все, а другим – ничего? »
Виктор сидел в своем кабинете и смотрел в окно. Работа не спорилась. Он снова и снова вспоминал слова, сказанные Леной. С какой легкостью она отметала то, что для большинства людей является смыслом жизни. Как же она живет? Чем она живет? Ему почему-то стало обидно за этого маленького человечка, еще не родившегося, но, наверняка, чувствовавшего ее отношение к себе. «Если он уже сейчас ей мешает, — подумал Виктор, — что же будет, когда он родится?»
- Виктор Александрович, вы почту будете смотреть? – голос секретарши вывел его из раздумий.
- Давай, — неохотно согласился он, — принеси, пожалуйста.
Корреспонденции всегда приходило очень много. В основном это была информация рекламного характера, которую регулярно бросали в их почтовый ящик, но Виктор старался просмотреть все, чтобы не пропустить чего-нибудь, заслуживающего внимания. Он считал эту работу нудной, но необходимой.
Вот это должно быть интересно. Обычно на конвертах стояла надпись: «Руководителю», а здесь – его фамилия и инициалы. Виктор аккуратно надрезал край и из конверта выпал небольшой листок, сложенный пополам. Он развернул его. Посередине были написаны всего три слова: «Я в роддоме».
«Лена», — пронеслось в голове. Первой реакцией было – встать и помчаться туда. Но в следующее мгновенье он подумал, а что, собственно ему там делать? Зачем он там? В конце концов, это – ее жизнь, ее ребенок, какое право он имеет вмешиваться в дела чужих для него людей. Кроме того, у ребенка еще есть и отец. Его даже передернуло, насколько реально он себе представил картину их встречи в больничной палате. Ладно, пусть сами разбираются. «Но зачем она написала эту записку? Зачем-то она ее написала?» Вопросы неотступно сверлили уставший мозг, и он не мог найти на них ответ. Наконец, он решительно поднялся.
- Светлана, я буду часа через два. Если что срочное, звони на мобильный, — дал указание, проходя мимо девушки, и вышел из офиса.
За матовым стеклом «Справочного бюро» сидела пожилая медсестра в высоком накрахмаленном колпаке. Виктор почему-то про себя окрестил ее «медицинской дамой», наверное, по аналогии с «классной». Он наклонился к окошку:
- Скажите пожалуйста, в какой палате лежит Елена…, — на секунду запнулся, внезапно поняв, что не знает ее фамилии, — Свиридова, — и наудачу назвал свою.
- Свиридова уже не лежит, — сухо отозвалась «дама», даже не взглянув в регистрационный журнал.
- А что же она делает? – не понял Виктор.
- Откуда мне знать, — снова парировала та, - я с ней не живу. Пройдите к доктору, третий этаж, там спросите.
Ничего не поняв, Виктор поднялся по лестнице и неуверенно остановился перед дверью с табличкой «Ординаторская». Он тихонько постучал и приоткрыл дверь. Женщина-врач сидела за письменным столом и что-то отмечала на специальном разлинованном бланке.
- Вы кто ей будете? – не поднимая глаз от листка, спокойно спросила она Виктора.
- Кому? – он тупо и медленно соображал, как она смогла так быстро о нем узнать.
- Свиридовой, конечно. Вы же к ней пришли, — она перевела взгляд на него, — из «Справки» позвонили.
- А-а, быстро у вас тут, — обрадовался Виктор, — а я уже начал думать, что потихоньку «съезжаю».
- Это мы тут скоро «съедем» от ваших фокусов, — недовольно проворчала врач, — Вы – отец ребенка?
- Нет, я не отец, а что с ребенком? – взволнованно спросил Виктор, присаживаясь на край рядом стоящего стула.
- С ребенком, Слава Богу, все нормально. Здоровенький, чистенький. А вот с мамой…
- А что с мамой, — перебил ее Виктор, — она жива?
- Жива, жива, да только бросила она его. Написала расписку и ушла. Нет у нее возможности его растить, видите ли. Рожать – есть возможность, а растить – нету. У нас все чаще молодые «свистушки»: приедут, родят — и опять — гуляй. Но, чтобы взрослая женщина, да еще первый ребенок, такого в нашем роддоме еще не было.
И снова в памяти всплыла их последняя встреча, ее жесткий взгляд и резкие слова. «Нет, милая, — подумал Виктор, — ты уже тогда точно знала, что ты будешь делать. И наша встреча лишь укрепила твои намерения. И эта записка. Ты очень хорошо все рассчитала. Ты знала, если уж я сюда приеду, то не смогу бросить ребенка на произвол судьбы. Ты очень хорошо это знала».
Женщина-врач сидела, не шевелясь, словно боялась нарушить ход его мыслей. Она интуитивно уже догадалась, какое решение он примет, но хотела, чтобы он сам сделал первый шаг.
- Мне нужно посоветоваться с женой, — тихо сказал Виктор и вышел из кабинета.
Врач откинулась на спинку своего стула, устало провела рукой по волосам и облегченно вздохнула.
Толик давно уже спал за закрытой дверью в соседней комнате. Они сидели в полутьме, и Виктор, держа жену за руку, рассказывал о событиях нескольких последних дней. Он старался ничего не пропустить, а она слушала его и думала, что, как все-таки хорошо, что они есть друг у друга, что могут рассказать друг другу все, что происходит в их жизни, потому что жизнь каждого из них в то же время является их общей жизнью. И это очень важно. А по-другому просто нельзя. Какой же смысл жить по-другому?
- Завтра с утра и поедем, — спокойно сказала Вера, — все будет хорошо.
- Как же ты узнала, я ведь еще ни о чем не успел тебя попросить, — Виктор внимательно посмотрел на жену.
- А мне и без твоих слов все понятно. Как назовем-то?
Виктор удивленно поднял брови. А ведь он даже не спросил про пол ребенка.
- Эх, ты, папаша, — рассмеялась Вера, слегка потрепав его за ухо.
Вера еще долго не могла уснуть, разглядывая невидимые узоры на темном потолке и пытаясь представить себе завтрашний день. Да, завтра будет нелегкий день, но «каждому – свое». Свои трудности, свои горести, своя радость, свое счастье…
Декабрь, 2002
Социальные профили